Я, значит, Витя, а девка моя — Оля. Мы с ней жили нормально, трахались по классике, все дела, но мне, блядь, давно хотелось ей в жопу засадить. Насмотрелся порнухи, аж руки чесались попробовать. Оля сначала упиралась: “Больно будет, да и стремно как-то”, — но я ее уломал. После пары бутылок вина она такая: “Ладно, хуй с тобой, давай, только смазки налей побольше”.
Пришли домой, шмотки скинули, я ее на четвереньки поставил, сам стою, хуй как штык, аж трясет от предвкушения. Взял смазку, вылил чуть ли не полбанки, чтоб все скользило как по маслу. Начал потихоньку входить — Оля шипит, но терпит, потом даже постанывать начала. Я думаю: “Ну все, пиздец, щас как в кино заебашу!” Разогнался, стал долбить посильнее, чувствую — жопа у нее тугая, но берет, кайфово так.
И тут она напряглась и говорит: “Погоди, Витёк, чето не то”. А я уже в раж вошел, хуй слушаю, продолжаю ебашить. И вдруг — бля-я-я-я! — из ее жопы не просто пукнуло, а, сука, выстрелило. Обосралась она на меня — жидким, вонючим, как будто канализацию прорвало. Я отпрыгнул, хуй сразу обмяк, смотрю — простыня в говне, я в говне, Оля вся перемазанная. Она заорала: “Бляяяядь, я же говорила, что не надо!” — и пиздец, ломанулась в ванную, чуть не ревет.
Стою я, весь в дерьме, нюхаю этот пиздец — вонь как на свиноферме. Простыня нахуй испорчена, Оля из ванной орет: “Ты, сука, сам виноват, предупреждала же!” Я кое-как отмылся под душем, простыню в мусорку засунул, руки до сих пор тряслись. Потом сидели на кухне, чай пили, молчали, друг на друга не смотрели. Она красная, я пришибленный, и оба думаем: “Какого хуя мы это затеяли?”
С тех пор про анал у нас ни слова. Если и вспомню, то только чтобы поржать втихаря, а Оля до сих пор багровеет, стоит мне хоть намекнуть про ее жопу.