Лето, жара пиздец, деревня у реки. Семья моя собралась нажраться, как в последний раз. Шашлыки дымят, водяра льётся, все орут, ржут, короче, пиздец весело. Я — Дима, мне под тридцатник, и тут Ленка, сеструха моя, чуть за двадцать. Сто лет не виделись, жили в разных дырах, а тут типа повод потрепаться.
К ночи все в говно. Кто-то уже мордой в тарелке спит, кто-то под гитару воет, а я с Ленкой, упоровшись водярой, решил, нахуй, прогуляться к реке. Идём, ржём, чуть не падаем, пиздец какие байки травим. Дошли до берега, плюхнулись, пялимся на луну в воде. И тут, бля, не знаю, что накрыло — то ли водка в башке заиграла, то ли ночь тёплая пиздец, но Ленка меня плечом толкнула, типа пошутила, а я на неё глянул, и пиздец, понеслось.
Сначала просто засосались, как ебанутые. Языки сплелись, слюни текут, а потом уже руки сами полезли. Я её за сиськи схватил, она мне хуй через штаны потискала, и всё, мозги нахуй выключились. Сестра, не сестра — пох, мне уже поебать. Стянул с неё шмотки, она мне ширинку расстегнула, и там у реки я её выебал, как последнюю шлюху. Она стонала, я пыхтел, пот с меня лил, и кончил прямо в неё, а она тоже вся дрожит, пиздец, как в порнухе.
Утро — просто полный пиздец. Голова трещит, во рту как будто говна пожевал, и тут до меня доходит: я же Ленку, сеструху свою, выебал. Сполз с дивана, вонь перегара от самого, а она сверху спустилась. Глянули друг на друга за завтраком — и пиздец, стыд такой, что хоть в петлю лезь. Семья вокруг похмеляется, а я сижу, ложку в руках кручу, чуть не сломал её нахуй. Ленка глаза в тарелку уткнула, ни слова мне. Оба знаем, что это был ебаный пиздец, и назад не отмотать.
Весь день от неё шарахался, как от чумы, а потом свалил в свой город, лишь бы забыть этот позор. Но каждый раз, как зовут на семейку, у меня очко сжимается — вдруг вспомню, как по пьяни сеструху выебал, и опять стыдоба накроет.

После той ебаной ночи у реки я думал, что пиздец, хуже уже не будет. Стыдно, аж выть хочется, но Ленка тоже молчит, глаза в пол, и мы разъехались по своим норам, типа забыть этот пьяный пиздец. Я старался выкинуть из башки, как я её там выебал, как кончил прямо в неё, не думая ни о чём, — водяра, бля, мозги выжгла. Думал, пронесло, забудется.
Ага, хуй там. Через пару месяцев звонок от матери: “Ленка беременна”. Я чуть телефон не выронил, в башке сразу тот берег, её стоны, мой хуй в ней. Сердце ёбнулось в пятки, но спрашиваю типа спокойно: “От кого?” А мать такая: “Да хуй знает, она сама не говорит, мол, случай какой-то”. Я выдохнул, но внутри пиздец как колотило. Неужели от меня? Или она там с кем-то ещё по пьяни? Мысли гнали, но спросить напрямую — это пиздец, как будто расписаться в том, что я сеструху выебал.
Время шло, Ленка пузо отрастила, а я всё молчал, как мудак. Встретились как-то на семейном сборе, она уже на седьмом месяце, круглая, как арбуз. Глянула на меня мельком, и я, бля, почувствовал — она знает, что это от меня, но молчит. Я тоже ни слова, сижу, водку в себя лью, лишь бы не думать. Потом она родила — пацана, здорового, крикливого. Все вокруг такие: “Лен, ну скажи хоть, кто отец?” А она: “Да пох, не знаю, был кто-то, и всё”. Семья гудит, сплетничает, а я сижу, потею, в башке мысль: “Это ж мой, нахуй”.
Пацан растёт, и чем старше, тем больше на меня похож. Глаза мои, нос, даже ухмылка эта дурацкая. Ленка его одна тянет, никому не говорит правду, а я, бля, как трус, молчу. Каждый раз, когда его вижу, сердце сжимается — мой сын, а официально типа ничей. Стыдоба та же, что утром после той ночи, только теперь ещё и с прицепом. И вот живём: она делает вид, что не знает, я делаю вид, что не виноват, а пацан между нами растёт, и пиздец, как будто жизнь мне каждый день по ебалу бьёт за тот пьяный косяк.